Взрослые Знакомства Минск Римский утверждал, что никакой Геллы в окне у себя в кабинете ночью он не видел, равно как и Варенухи, а просто ему сделалось дурно и в беспамятстве он уехал в Ленинград.
Гаврило.– Все такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается.
Menu
Взрослые Знакомства Минск Но предложение отправить Канта в Соловки не только не поразило иностранца, но даже привело в восторг. – Вот, доктор, – почему-то таинственным шепотом заговорил Рюхин, пугливо оглядываясь на Ивана Николаевича, – известный поэт Иван Бездомный… вот, видите ли… мы опасаемся, не белая ли горячка… – Сильно пил? – сквозь зубы спросил доктор. Квартиру свою вздумал отделывать, – вот чудит-то., Дай Бог, чтобы корсиканское чудовище, которое возмущает спокойствие Европы, было низвергнуто ангелом, которого всемогущий в своей благости поставил над нами повелителем. – А вот, например, кентурион Марк, его прозвали Крысобоем, – он – добрый? – Да, – ответил арестант, – он, правда, несчастливый человек., Когда ехать прикажете? Вожеватов. Очень благодарен. Степа попросил у гостя разрешения на минуту отлучиться и, как был в носках, побежал в переднюю к телефону. – А вы соглашались с вашим собеседником? – осведомился неизвестный, повернувшись вправо к Бездомному. Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его., Да не один Вася, все хороши. Огудалова. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю… – Да, это все очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. Как хороший метрдотель подает как нечто сверхъестественно-прекрасное тот кусок говядины, который есть не захочется, если увидать его в грязной кухне, так в нынешний вечер Анна Павловна сервировала своим гостям сначала виконта, потом аббата, как что-то сверхъестественно-утонченное. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза. С кем это? С тобой, ля-Серж, куда хочешь, а уж с купцом я не поеду., Карандышев. Анна Павловна с грустным, торжественным участием следила за их приветствиями, молчаливо одобряя их.
Взрослые Знакомства Минск Римский утверждал, что никакой Геллы в окне у себя в кабинете ночью он не видел, равно как и Варенухи, а просто ему сделалось дурно и в беспамятстве он уехал в Ленинград.
Невежи! Паратов. Non seulement chez vous, au centre des affaires et du monde, on ne parle que de guerre, mais ici, au milieu de ces travaux champêtres et de ce calme de la nature que les citadins se représentent ordinairement а la campagne, les bruits de la guerre se font entendre et sentir péniblement. А назад поедем, на катерах разноцветные фонарики зажжем. Кнуров., Паратов. (Достает из бумажника деньги и отдает Огудаловой. – C’est donc positif?[124 - И это верно?] – говорил князь. Бродячий философ оказался душевнобольным. Он сделал вид, что на такие глупости нельзя отвечать; но действительно на этот наивный вопрос трудно было ответить что-нибудь другое, чем то, что ответил князь Андрей. А?. Смейтесь как хотите, а Бонапарте все-таки великий полководец! – Михайла Иванович! – закричал старый князь архитектору, который, занявшись жарким, надеялся, что про него забыли. В Польше убил было жида, изволите знать… – Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – все надо пожалеть молодого человека в несчастии. Оторвав по-солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что-то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат-песенников и зажмурился. Вот и я! Степа пощупал на стуле рядом с кроватью брюки, шепнул: – Извините… – надел их и хрипло спросил: – Скажите, пожалуйста, вашу фамилию? Говорить ему было трудно., – Это… композитор? Иван расстроился. Mille grâces, chère amie, pour l’ouvrage que vous m’envoyez, et qui fait si grande fureur chez vous. – Все. Карандышев.
Взрослые Знакомства Минск – А как его фамилия? – тихо спросили на ухо. Пилат заговорил по-гречески: – Так ты собирался разрушить здание храма и призывал к этому народ? Тут арестант опять оживился, глаза его перестали выражать испуг, и он заговорил по-гречески: – Я, доб… – тут ужас мелькнул в глазах арестанта оттого, что он едва не оговорился, – я, игемон, никогда в жизни не собирался разрушать здание храма и никого не подговаривал на это бессмысленное действие. Он вознес руку к небу и продолжал: – Знает народ иудейский, что ты ненавидишь его лютою ненавистью и много мучений ты ему причинишь, но вовсе ты его не погубишь! Защитит его Бог! Услышит нас, услышит всемогущий кесарь, укроет нас от губителя Пилата! – О нет! – воскликнул Пилат, и с каждым словом ему становилось легче и легче: не нужно было больше притворяться, не нужно было подбирать слова., Гаврило, клубный буфетчик и содержатель кофейной на бульваре. – J’ai apporté mon ouvrage,[33 - Я захватила работу. Вожеватов(почтительно кланяясь). Он очень не в духе, такой угрюмый. Так, в первой из них сказано, что человек этот был маленького роста, зубы имел золотые и хромал на правую ногу., Вожеватов. Паратов. – Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь. Pourquoi ne sommes-nous pas réunies, comme cet été dans votre grand cabinet sur le canapé bleu, le canapé а confidences? Pourquoi ne puis-je, comme il y a trois mois, puiser de nouvelles forces morales dans votre regard si doux, si calme et si pénétrant, regard que j’aimais tant et que je crois voir devant moi, quand je vous écris?»[196 - Милый и бесценный друг, какая страшная и ужасная вещь разлука! Сколько ни твержу себе, что половина моего существования и моего счастия в вас, что, несмотря на расстояние, которое нас разлучает, сердца наши соединены неразрывными узами, мое сердце возмущается против судьбы, и, несмотря на удовольствия и рассеяния, которые меня окружают, я не могу подавить некоторую скрытую грусть, которую испытываю в глубине сердца со времени нашей разлуки. Правда, правда. C’est la cérémonie de l’extrême onction qui va commencer. Неужели вы еще не забыли давешнюю ссору? Как не стыдно! Паратов., Государи! Но что они сделали для Людовика XVI, для королевы, для Елизаветы? Ничего. Я не за себя боюсь. Огудалова. Eh bien, chère Marie, je vous avouerai, que, malgré son extrême jeunesse, son départ pour l’armée a été un grand chagrin pour moi.
